Крошка Сэм - Страница 12

Гарри Холлиуэла разница в возрасте тоже не остановила, как не смутило и полное отсутствие пылких чувств со стороны молодой супруги. Для карьеры ему следовало иметь жену — он женился, безупречную репутацию — она у него была, быть готовым жертвовать все силы и время работе — и тут у него не было никаких возражений.

Возражения возникли лишь у его дочери. Отец и раньше не слишком-то баловал Саманту своим вниманием, а теперь у него и вовсе не хватало на это времени — он был полностью поглощен политической карьерой. Те краткие минуты, которые он проводил дома, обычно были посвящены общению с молодой женой, обсуждению покупок, принятию совместных решений. Саманта почувствовала, что ее словно исключили из жизни семьи, перестали замечать.

В четырнадцать лет очень трудно объективно оценивать поступки окружающих, поэтому девочка чувствовала себя преданной, забытой, заброшенной. Она была предоставлена сама себе, а в переходном возрасте такое отсутствие контроля со стороны старших зачастую оказывается губительно для подростка. Особенно если этот подросток не ощущает достаточного внимания даже со стороны самого близкого человека. Гарри Холлиуэл всегда считал, что, обладая свободой, человек, пусть и несовершеннолетний, вполне способен правильно ею распорядиться, поэтому даже не предполагал, что необходимо контролировать Саманту. Он всегда считал ее примерной и послушной дочерью, которая, как ему казалось, ни в чем не нуждалась благодаря финансовому благополучию их семьи, а посему и поводов чувствовать себя хоть в чем-то ущемленной у нее не было.

Гордая, глубоко ранимая душа ребенка, от которого пытались откупиться богатством, выдавая такое отношение за либеральное воспитание, в итоге взбунтовалась. Может быть, тотальный контроль и не решил бы проблемы и вызвал бы еще больший протест, но этого Саманте не дано было узнать. Видя полное отсутствие внимания к своим поступкам, она пришла к выводу, что ей можно делать что угодно, что любой ее поступок просто не может вызвать неодобрения и в любом случае останется незамеченным.

Девочка начала убегать с уроков, прогуливать кружки, уходить из дому поздно ночью, когда домашние считали, что она крепко спит. Ее отлучки во время занятий долгое время оставались незамеченными: она ловко подделывала почерк отца, и учителя безо всяких подозрений проглатывали ее фальшивки. Ее целью вовсе не было разозлить отца — она лишь почувствовала, что ею не интересуются, и такая свобода вскружила ей голову. Быть примерной ученицей, послушной дочерью так скучно. Столько всего проходит мимо, и ведь никому нет никакого дела до того, чем она занимается.

От глаз Кимберли, однако, не укрылось, что ее падчерица стала все реже бывать дома, но интерес молодой женщины к несовершеннолетней дочери мужа был настолько мал, что ей и в голову не пришло не то чтобы сообщить о своих наблюдениях мужу, а даже просто задуматься о причинах столь необычного поведения.

Так незаметно для близких тихая, послушная, исключительно положительная девочка постепенно втянулась в уличную жизнь. И такая жизнь пришлась ей гораздо больше по нутру, чем следование четкому расписанию, составленному для нее плану, плотному графику домашней девочки. Улица будоражила кровь, давала новые, яркие и запоминающиеся впечатления, столь несхожие со всем, что было в ее жизни раньше.

В первый раз, отправившись бродить по городу, Саманта натолкнулась на компанию уличных подростков, популярно объяснивших ей, что богатеньким бездельникам не место на улицах неблагополучного квартала. Саманта еле унесла ноги и после этого стала осторожнее.

Глупенькой она никогда не была, наивной — лишь поначалу. Первые же ошибки моментально научили ее осторожности. Она извлекла урок из первой самостоятельной прогулки по городу и поняла, что необходимо быть осторожнее и в первую очередь ей не следует выделяться своим нарядом из толпы уличных детей. Поэтому на следующий же день она раздобыла себе такой наряд, который больше подходил для прогулок по городским улицам, и теперь щеголяла в рваных джинсах и растянутом свитере, прятала светлые волосенки под выцветшей бейсболкой, а огромные глазищи — за темными очками.

Недетская мудрость и быстрые ноги уберегли ее от таких опасностей улицы, как наркотики и проституция. Благодаря острому уму и открытому характеру Саманта быстро завоевала авторитет в другой подростковой компании, где никто не знал, что она дочка преуспевающего политика.

Ей нравилось, когда с ней разговаривали как с равной и юные беспризорники и старики-бродяги. Ей пришлось по душе задорное имя «Сэм», которым ее с первого же дня окрестили новые знакомцы, а не чопорное «мисс Холлиуэл», которое она слышала от учителей и манерной мачехи. Она наслаждалась тем, что могла идти куда пожелает, и никто не говорил ни слова поперек, слушала песни, состоящие большей частью из нецензурных слов, и ей никто в ужасе не затыкал уши, ругалась сама и не оглядывалась по сторонам в страхе, что ее брань услышат. Эта свобода пьянила, Саманта расцветала, ее душа изголодалась по озорству, устав от преснятины постоянного подчинения установленным рамкам.

Ее научили воровать еду в окрестных магазинчиках, и чувство опасности будоражило молодую кровь, хотя голодной она никогда не бывала и даже первое время не задумывалась о том, что можно воровать не ради забавы, а будучи вынужденным обстоятельствами. Как любой подросток она не осознавала, что балансирует на тонкой грани между невинным озорством и нарушением закона. Ей было весело, и она наслаждалась, не задумываясь, что безнаказанность не может продолжаться бесконечно.